На пустых страницах
В этом городе, умытом листьями, нежной поступью следует осень.
На страницы истории ложится сагой новое наше пророчество.
Тех, кто в транспорте жмурится, и вечно лелеет свое одиночество.
Не задушенных безразличием, не залитых еще дождем.
Мы бездонному миру чертим на коже дороги и рисуем новые города.
Улыбаемся куполу звездному и руками сгребаем угли и сами сгораем до тла.
Мы пророчим ему стать чище и чуть ближе к законам добра.
И стираем ладонями кровь с чужого, такого родного лица.
Мы пророчим ему стать чище, и десятками тысяч пуль
Убиваем себе подобных, заставляем его тонуть.
И, захлебываясь пустотой, мир умоет тебя росой, выбивая дурь.
Ты заходишь в храм на вершине холма, чтобы свечи его задуть.
Затушить все огни на границах. Замереть у последней стены.
Ты поможешь ему возродиться, только будешь уже не ты.
Потерявший все ориентиры, уничтоживший города,
Все пророчества - чтобы сбыться. Остальное все - ерунда.
В этом городе, умытом листьями, нежной поступью следует осень.
На страницы истории ложится сагой новое наше пророчество.
Тех, кто в транспорте жмурится, и вечно лелеет свое одиночество.
Не задушенных безразличием, не залитых еще дождем.
Мы бездонному миру чертим на коже дороги и рисуем новые города.
Улыбаемся куполу звездному и руками сгребаем угли и сами сгораем до тла.
Мы пророчим ему стать чище и чуть ближе к законам добра.
И стираем ладонями кровь с чужого, такого родного лица.
Мы пророчим ему стать чище, и десятками тысяч пуль
Убиваем себе подобных, заставляем его тонуть.
И, захлебываясь пустотой, мир умоет тебя росой, выбивая дурь.
Ты заходишь в храм на вершине холма, чтобы свечи его задуть.
Затушить все огни на границах. Замереть у последней стены.
Ты поможешь ему возродиться, только будешь уже не ты.
Потерявший все ориентиры, уничтоживший города,
Все пророчества - чтобы сбыться. Остальное все - ерунда.